Изгнание

24 сентября 1922 г. «философский поезд», вернее латвийский дипломатический вагон, с первой группой изгнанников пересек советскую границу. Пограничный контроль в Себеже. Чекисты, красноармейцы... «страны рабов, страны господ»...Некоторых из спутников Сорокина (Булатов, Бакал и др.) чекисты потом схватят в оккупированных Красной Армией странах и расстреляют или отправят в концлагеря.

Шлагбаум поднят — впереди свободная Латвия...1 октября ревельские «Последние известия» опубликовали статью рижского корреспондента:

«В третьеразрядной гостинице «Парк» в Риге нашла себе приют первая группа высылаемой интеллигенции. <...> Выселяемых интеллигентов в Москве и по дороге засылали цветами. <...> По их словам <...> Плачевно обстоит положение школы как низшей и средней, так и высшей. Большинство учителей начальной школы ушло в батраки и перемерло с голодухи. Полное отсутствие книг и пособий. Высшая школа не имеет ни системы, ни здорового плана. Многие профессора удалены и заменены коммунистами — «скороспелыми педагогами». Все эти «маргариновые профессора» отличаются круглым невежеством. Плата в 500 милл. многим студентам — не под силу».

Большую статью за подписью «А.Д.» опубликовал 27 сентября 1922 г. «Рижский курьер»: «Вчера гостиница «Парк» стала местом паломничества рижских и заграничных корреспондентов. Здесь остановились высланные в административном порядке. В числе прибывших: Пешехонов (бывший министр), Сорокин, Мякотин, кооператоры: Булатов, Любимов, Матвеев, Сигирский, Бакал, Шишкин...». Статья озаглавлена «Лучшие люди в изгнании» и целиком построена на интервью с Питиримом Сорокиным: «Нет ни высшей, ни средней, ни низшей школы» тех, кого не выслали отправили: «...кого в Нарым, кого в Сибирь».

28 сентября 1922 г. поезд с группой высланных из России прибыл в Берлин. Сорокин писал много лет спустя: «В первые дни пребывания в Берлине мы с женой радовались вновь обретенной свободе и безопасности. В дружеском кругу русских эмигрантов в Берлине, которые интенсивно занимались интеллектуальной, творческой и общественной деятельностью, мы с женой чувствовали себя возрожденными и счастливыми. Нас не волновала скудность финансов и неопределенность будущего. После жизни в аду коммунистической России все за границей казалось мне лучше, чем в стране Советов».

3 октября он уже выступил с первым из серии своих фундаментальных докладов «О современном состоянии России». Выступление было организовано «Союзом русских журналистов и литераторов в Германии», председателем которого был В. И. Немирович-Данченко. Основные тезисы доклада произвели сильное впечатление на аудиторию: широкое распространение венерических болезней в России; разрушение всей системы образования в стране;  самый главный результат революции — моральная и социальная деградация общества в России. В прениях по докладу выступили Г. Кохманский, С. С. Ольденбург, Кулишер, Е. А. Ефимовский. Берлинская газета «Руль» писала: «В заключение профессор Сорокин сказал, что он оптимистически смотрит на будущее. Народ справится с коммунизмом. Доклад имел шумный успех среди переполнившей зал публики».

Прибытие

8 октября газета «Руль» известила читателей о лекции Сорокина в Русском доме в Праге. В 1968 г. один из его пражских слушателей вспоминал в некрологе на смерть Сорокина: «Питирим Александрович до последних дней оставался глубоко русским, каким я его помню еще по России, с русской ментальностью, которая отразилась и в его научных изысканиях. Впервые я встретил П.А. в Петрограде в 1915 г., когда о нем уже стали говорить, как об исключительно талантливом ученом. В 1923г. (в 1922 а,- Ю.Д,) П.А. прибыл в Прагу. Вскоре по прибытии он выступил с докладом о развитии революции в России перед студенческой аудиторией. Огромное помещение не могло вместить всех желающих, настолько известно и авторитетно было имя молодого ученого Блестящий анализ событий закончился сравнением России с утопающим, который, почувствовав дно, соберет все сипы, чтобы оттолкнуться от него и снова вернуться к жизни».

...33-летний Сорокин, первый русский доктор социологии, создатель факультета социологии в Петербургском университете, вице-президент Русского социологического общества стал в Праге одной из центральных фигур российской эмиграции. 10 октября 1922 г. в пражском ресторане «Злата гуса» («Золотой гусь») состоялось учредительное собрание Союза русских писателей и журналистов. В числе 25 участников были: А.Т. Аверченко, А.А. Аргунов, В.Г. Архангельский, А.Л. Бем, Е.Е. Лазарев, В. и Б. Лазаревские. В правление Союза были избраны П.Б. Струве, Е.Н. Чириков, Е.А. Ляцкий, П.А. Сорокин, С.К. Маковский, Владимир Волынец (псевдоним В.О. Менцеля), П.П.Потемкин, М.Л. Слоним, В.Ф. Швигловский. Правление избрало своим председателем Сорокина, товарищем председателя - Маковского. По сообщению газеты «Дни», к марту 1923 г. в Союз входили 35 действительных членов, б соревнователей и два почетных члена. Это были чешские писатели И. Голечек и А. Ирасек. Союз еженедельно устраивал «интимные вечера» с участием литераторов и концертными выступлениями.

Ставшие доступными в период «гласности» материалы фонда «Союз русских писателей и журналистов в Праге» в Российском государственном архиве литературы и искусства помогают документально восстановить картину деятельности Союза и роль в нем Питирима Сорокина. 7 ноября 1922 г. проведен «Толстовский вечер» с лекцией Сорокина «Две морали» и выступлениями про¬фессора Е.А, Ляцкого, С.К. Маковского и академика П.Б. Струве. 26 февраля 1923 г. в ресторане «Лувр» на Народной Тришиде прошло общее собрание Союза, где писатели Голечек и Ирасек были приняты в почетные члены. А 12 марта в кафе «Опера» состоялось чествование писателя Голечека в связи с его 70-летием. Газета «Руль» писала, что на чествовании «впервые за время пребывания русской эмиграции в Праге объединились представители всех русских общественных групп». Впрочем, это был пересказ заключительного слова Сорокина, который отметил: «...огромной заслугой Голечека является то, что вокруг его имени объединились русские люди всех направлений».

Письмо Сорокина - Седенко

В октябре 1922 г. Сорокин написал подробное письмо о своих делах Ф.И, Седенко в Россию:

«Глубокоуважаемый Ферапонт Иванович. Узнал из газет, что Вы живете в Петрограде, сто¬ите во главе «Колоса», и решил черкнуть Вам.

Я и жена живем в Праге. Устроились довольно хорошо. Она занимается своей ботаникой в лаборатории Университета. Я получил профессорский оклад с обязательством вести свои научные исследования, но без обязательств читать лекции (вроде академика). Читать их, однако, приходится. Особенно публичные. Спрос со стороны чехов и русских на них большой. Чехия испытывает сейчас кризис (от высокой своей валюты), но процветает и находится в экстазе твор-чества. Отношение к русским великолепное. Помыслы направлены на Россию. Подготавливаются к интенсивнейшему общению экономическому и духовному - с Россией. Ею бредят. Масса чехов собирается в Россию. Идет интенсивнейшая экономическая и духовная работа в этом направлении.

В восстановлении нашего хозяйства, особенно сельского хозяйства, крестьянства и промышлен¬ности - намерены принять живейшее участив. Приходится кой-какое участие в качестве эксперта принимать и мне в этом деле. За это время вступил в общение со своими коллегами в Бельгии, Германии и здесь. Получил приглашение участвовать в бельгийских, норвежских и чешских научных журналах по моей специальности (...). Одна из моих книг, возможно, даже будет переведена на чешский. От американских ученых еще не получил ответа.

В скором времени здесь же выходит моя небольшая книга (в 100-200 стр.) о России на русском и чешском. Получил приглашение писать в парижских, немецких и чешских газетах. Словом, «знай-работай».

Есть большой спрос на мои два тома «Курса физиологии», изданных в России. Но беда, что его у меня нет. Бывших три экземпляра нужны самому, а два из них поднес здешним специалистам и в то же время главам власти. И немецкие, и бельгийские, и чешские коллеги хотят ее иметь, изучать, писать об ней, и даже есть шансы на перевод, но, увы, у меня их нет. Нельзя ли их достать в России, хотя бы по 8-10 экземпляров? Не могли бы Вы сделать это и послать их мне? Был бы Вам очень и очень благодарен. Да и Вы, как русский, сами, вероятно, были бы удовлетворены, если бы о научном моем труде Европа узнала.

Из того, что здесь сделано за эти годы, я вижу, что мои теории правильны. Я ушел дальше по тому пути, на который здесь только вступают.

Такова первая моя просьба. За ней идет вторая. Многие ученые здесь интересуются Вашими издани¬ями. Об «Колосе» уже были в зарубежных газетах за последнее время две рецензии-статьи. Похвальные. Будут еще об отдельных книгах. Из новых, объявленных в проспекте изданий «Колоса», здешних ученых особенно интересуют две книги:

1) Книга о голоде; 2) Книга «История русской философии». Вышли ли они? Если да, то пришлите первую в количестве 50 экземпляров, вторую — десяти. За это я обещаю Вам ряд рецензий на них в зарубежных газетах, журналах и научных изданиях. Спрос на них со стороны серьезных ученых есть, и большой. Если бы они у Вас были только напечатаны и не сброшюрованы, пришлите их в таком виде. Они очень, очень нужны, а лично мне —первая книга. Такова моя вторая просьба.

Третья - черкните о знакомых, в частности о том, вышла ли из печати книга о Туган-Барановском и что делает ее автор?* Приступаю к работе над третьим томом моего «Курса**. Вероятно, скоро на месяц придется поехать в Берлин позаниматься в научной библиотеке Берлина. Здесь в смысле книг кое-чего не хватает. Хотя я получил возможность пользоваться и частными библиотеками здешних ученых. Получаю сейчас много заказов от здешних издательств, в частности даже от Христианского Союза Молодежи написать ряд книг по моей специальности..."

Статьи

Первую свою статью в эмиграции «Состояние русской социологии за 1918-22 гг.», Сорокин опубликовал уже в октябрьском номере берлинского журнала «Новая русская книга». Дал уничижительные эпитеты марксистским творениям: «Социология» Энгеля «пустая брошюра». «Социология» Фарфоровского безграмотная стряпня для средних школ. «Все это или элементарно, или безграмотно».

В Праге Сорокин написал свою последнюю книгу на русском языке «Социология революции». В предисловии к ее англоязычному изданию он писал:

«Эта книга была написана в Чехословакии. Благодаря доброжелательности чехословацкого народа и правительства, я смог закончить эту работу. Мое величайшее удовольствие, и мой общественный долг выразить глубочайшую благодарность уважаемым Т. Масарику, Я. Бенешу, доктору А. Масарик, доктору ф. Швегла, доктору И. Гирса, доктору К. Крамаржу, сенатору Клофачу и многим другим представителям чехословацкой нации».

И действительно, пять опубликованных книг, десятки статей, активная общественная, политическая, научная, преподавательская деятельность Сорокина в Чехосло¬вакии — все это было обусловлено не только кипучей натурой «русского американца», как его прозвали ещеРоссии, но и благоприятным местом для такой работы - Прагой.

21 ноября 1922 г. в газете «Дни» была напечатана статья Сорокина «Современная интеллигенция». Он писал о резком изменении психологии и идеологии большинства представителей русской интеллигенции.

По мнению Сорокина сгорел романтизм и сентимен¬тализм в их отношении к народу, изменились понятия о долге перед народом. Новая интеллигенция сама вышла из народа, и ничего ему не должна. Перед кем каяться? Психология «лишнего человека» интеллигенту чужда. Он стал более деловит, приближается к западному. В общественном сознании интеллигентов.

Сорокин отметил проявление трех тенденций: рост религиозности, подъем национализма, потерю влечения к социалистической идеологии. Появилась и усилилась положительная оценка капитализма. Капиталист-собственник получил кредит доверия, как организатор хозяйства, а не эксплуататор.

Статью Сорокина редакция снабдила своим примечанием:

«... помещая интересную статью П. Сорокина, редакция учитывает субъективизм автора, сказав¬шийся в оценке им «Эволюции интеллигенции», и надеется ознакомить читателей со взглядами других наблюдателей российской современности».

6 декабря с полемическим ответом: «Новая интеллиген¬ция», выступил М. Осоргин, народный социалист, один из руководителей восстания 1905 г. на Красной Пресне, высланный из России в 1922 г...

... В журнале «Воля России» была напечатана статья Сорокина «О нравственном и умственном состоянии России». Редакция журнала также дала свое примечание:

«Печатая в № 4 и 5 интересную статью П. А. Сорокина, редакция «Воли России» отнюдь не разделяет конечно, всех выводов и обобщений автора».

Рисуя мрачную картину советской России, Сорокин не терял веры в будущее России. Особую роль в ее возрождении он отводил крестьянству.

В своей работе «Идеология аграризма» он отмечал особое значение земледельческого класса во всех странах. «Для России же оно (т. е. крестьянство — Ю. Д .) является исключительным и решающим. Без возрождения русского крестьянства — невозможно возрождение России». Задача заключается в следующем: «Силы и средства возрождения любой страны, а особенно России, должны быть брошены в первую очередь в деревню (...). Необходима эконо¬мическая, культурная, политическая организация земледельческого класса».

В «Крестьянской России — Сорокин опубликовал четыре статьи. В одной из них он писал: «НЭП знаменует полное банкротство коммунизма и превращение коммунистической власти в простую неограниченную тиранию авантюристов истории».

В конце 1922 г. в Праге вышла книга Сорокина «Современное состояние России». В ней автор окончательно простился со своими юношескими романтическими представлениями о революции:

«Не будь войны и революции, Россия теперь была бы неузнаваема. Начиная с 90-х годов девятнадцатого века, мы развивались во всех отношениях и в материальном — и в духовном — с такой быстротой, что наш темп развития опережал даже темп эволюции Германии. Росло экономическое благосостояние населения, сельское хозяйство, промышленность и торговля. Финансы Государства находились в блестящем состоянии, росла автономия, права и самодеятельность народа. Могучими темпами раз¬вивалась кооперация, уходили в прошлое абсолю-тизм, деспотизм и остатки феодализма. Исчезала безграмотность, народное просвещение поднималось быстро, процветала наука, полной жизнью развивалось искусство, творчество духовных ценностей было громадным и глубоким по интенсивности. Не будь войны и революции, Россия 1922 года была бы процветающим духовно и материально государством. Но пришли эти явления, и блестящее развитие было прервано. Не только остановлено, но отброшено назад на 1-2 столетия».

Здесь же Сорокин отвечал сменовеховцам на их обвинения. Борис Дюшен писал, что еще 4 года назад Сорокин «покаялся» перед большевиками, а теперь вырвался за границу и «его прорвало». В ответ на упреки Сорокин писал о своем «отречении» осенью 1918 года в Великом Устюге.

1. В своем письме абсолютно ни в чем не каялся перед Советской властью и не говорил ни одного слова похвалы по ее адресу.

2. Письмо было написано не из тюрьмы, а на свободе. Тюрьма пришла позже.

3. Ленин и большевики сделали из него «шум» — это их дело. Я же ни словом, ни действием для этого «шума» и их лживых комментариев повода не давал. Запретить их я не мог,

4. Все 4 1/2 года моего пребывания в России я не молчал, а говорил устно и печатно — буквально то же самое, что говорил в докладах и говорю в этой книжке (...). Десятки аудиторий, вплоть до публичных коммунистических митингов, могут хорошо удостоверить, как я «молчал».

Реакция Зарубежья

На многогранную деятельность Сорокина, на его неординарные взгляды и идеи российская эмиграция реагировала по-разному. Особенно резко спорили с Сорокиным «сменовеховцы», обвиняя его в измене России. В числе оппонентов были также; Е. Кускова, А. Петрищев, М. Осоргин, Е. Брешковская, Г. Аронсон, Ф. Репейников (Д. Лутохин), В. Чернов, В. Сухомлин...Позднее выяснилось, что Василий Сухомлин (как и Дмитрий Мейснер) был агентом ГПУ...

Нападки сменовеховцев на Сорокина были вполне закономерны. Вдохновленные началом НЭПа и охвачен¬ные идеей возвращения под власть большевиков, они активно вели просоветскую агитацию среди эмигрантов А «граф» А. Н. Толстой, недавно призывавший «загонять большевикам иголки под ногти», теперь редактировал литературное приложение к сменовеховской газете «Накануне».

Сорокин, еще живя в России, подобных «интеллигентов» назвал «паразитами паразитов».

...в спор вступила Е. Кускова со статьей «А что внутри?» «Глубоко взволновали русскую эмиграцию доклады Питирима Сорокина... Эти речи произвели ошеломляющее, паническое впечатление»

Далее Кускова выражала несогласие с той картиной развития России, которую представил Сорокин. В своей следующей статье «Еще раз о моральном состоянии России. Ответ Е. Кусковой», напечатанной в №1 «Воли России» за 1923 г., Сорокин категорически отверг доводы Кусковой... Кускову поддержал А.Петрищев. В редактируемой А.Керенским газете «Дни» Петришев писал: «Слышу и читаю, особенно у господина Питирима Сорокина: В России водворился сплошной половой разврат. (...) Семья разрушена. Брак фактически исчез. Сменился беспорядочным сожительством. (...) Лично я всего лишь три недели назад был в России, но ничего такого, о чем слышу и читаю, ие заметил...» По мнению А. Петрищева: «нельзя на основании деталей характеризовать нравственность целого народа».

Среди других начинании российской эмиграции, в которых участвовал Сорокин, отметим, что вместе с С. Масловым, членами редколлегии «Крестьянской России» и некоторыми профессорами (Б.Э. Брунст, А.Н. Челинцев, Е.Л. Зубашев, Н.П. Макаров и др.) он планировал создать «Институт крестьянской культуры» для: «научного исследования крестьянского вопроса в наиболее пере культурных странах крестьянского хозяйства - Чехии, Дании, Швеции, США — с целью использовать результаты работы для России».

Летом 1923 г. Сорокин выезжал в Ужгород, центр Подкарпатской Руси в составе Чехословакии, с чтением докладов для карпатороссов и эмигрантов. Для них же он написал книгу «Лекции о социальной педагогике и политике» (Ужгород, 1923).

Письма Сорокина - Лутохину

В конце февраля 1923 г. из России был выслан Д. А. Лутохин, с августа 1922 г. сидевший в тюрьме ГПУ. Сорокин прочитал о высылке в «Руле», и немедленно на адрес редакции отправил письмо старому товарищу:

Дорогой Далмат Александрович,

прочел в «Руле», что как будто и вы выпущены из России, и скоро будете в Берлине. Как Ваше здоровье? Один Вы или с семьей? Наконец, как Вы думаете устраиваться и обеспечены ли? На всякий случай я здесь в Чехии заранее говорил о Вас с министром Гирса. Если решите приехать — то виза вам будет выдана и обещана Вам регулярная суб¬сидия (ежемесячное жалование) удовлетворяющая минимум жизненных потребностей (около 2000-2400 крон — профессорский оклад). Сверх того, если здоровье Ваше позволяет, кой-что сумеете приработать здесь, в частности Вас имеет в виду «Крестьянская Россия» (сборники, можете позна-комиться с ними в Берлине) и учреждаемый ныне исследовательский институт крестьянской культуры. Ни 2400 крон здесь (одно слово неразборчиво - Ю. Д.) можно прожить вполне. Общая атмосфера здесь, конечно, спокойнее и нормальнее чем в Германии, отношение к нам чехов и чешского правительства прекрасно до удивления. Пока довольно, надеюсь при личном свидании наговориться всласть. Если нужны будут справки и пр., пишите. Отвечу с охотой. Привет супруге, поцелуйте детей. Всем привет от Лены. Я чувствую себя вполне сносно. Жму руку.

Ваш П. Сорокин.

11 марта 1923

Дорогой Далмат Александрович,

Спасибо за письмо. Теперь спешу Вам ответить на Ваши вопросы. Сегодня я по Вашему делу был у министра. Выяснилось следующее:

1. Получить деньги отсюда живя в Германии нельзя. Это и понятно.

2. Визу Вам на днях вышлют. Через неделю-другую справьтесь об ней в Чешском консульстве в Берлине.

3. Вы можете рассчитывать получать здесь от 2000 до 2400 крон в месяц, работая во вновь учрежденном исследовательском институте крестьянской культуры, в качестве экономиста и уче¬ного секретаря.

Работа чисто научная, плюс функции секретаря и будирующего организатора. Институт русский. Задачи — научные исследования ряда экономико-технических проблем, связанных с возрождением России и его крестьянского хозяйства, например, изучением мирового рынка хлебов, тракторное земледелие, формы кооперации, е?с. Хотя Вы и пишете, что с-х. экономикой Вы не занимались, но при Вашей подготовке — было бы желание, а остальное приложиться. Работать будут все наличные крупные русские сх. экономисты (проф. Макаров, Чепинцев и др.), конечно, работа будет отнимать у вас не все время.

Вот — основа. А дальше — надеюсь — будете несколько подрабатывать добавочно.

Ехать можете через 2-3-4 недели, но не позже. При чем об Вашем окончательном решении прошу меня определить уведомить, и затем окончательные сборы начать лишь после получения от меня еще одного письма — когда дело все это будет оформлено. Пишу об этом потому, что — хотя это и решено и вряд ли. что изменится — тем не менее я буду вполне спокоен лишь через неделю, когда все это оформите окончательно. Во избежании всего— даже и маловероятных осложнений — лучше поступить так как я говорю.

Здесь с квартирой действительно очень трудно, особенно семейному и с детьми, особенно сейчас, петом. Но все же полагаю, что в конце концов после трудов и поисков можно устроиться.

Конечно, если Вы в Берлине устроитесь хорошо— оставайтесь там. Если нет — имейте ввиду этот выход. И во всяком случае известите меня о своем решении. Пока кончаю этом.

Привет от нас Вашей супруге. Вам и детям.

Жму руку. Ваш Питирим Сорокин. Р.8. Получение аванса также пока исключено. Е.Л. Зубашев сейчас, вероятно, уже в Берлине.

Почтовая карточка

13.3.1923

Дорогой Далмат Александрович,

Извиняюсь, что долго не писал Вам. Все ждал когда дело выяснится. Так как получать Вам здесь 2000-2400 крон Вам возможно было только в связи с Институтом крестьянской культуры, то Ваша судьба оказалась связанной с его судьбами. Благодаря обычным организационным проволочкам — судьба эта окончательно не разрешилась и посей час надеюсь, однако, что в две недели она выяснится. Если результат окажется отрицательным — для Вас есть еще две финансовые возможности. Одна — получать но не больше 1500 крон в месяц (максимальная ставка, получаемая лишь Чириковым, Маковским и Изгоевым) через Комитет помощи писателям. Получение их не обязывает Вас ни к какой работе кроме Вашей собственной, другая — экстра ординарное распоряжение, но оно менее вероятно. На эти 1500 крон можно надеяться. Через неделю-две напишу Вам окончательный ответ. Проектировали и мы здесь газету в Вашем духе, сделали кое какие шаги, но дело пришлось отложить до осени. Пока жму руку. Привет Вашей семье.

Ваш П. Сорокин.

Почтовая карточка

Почтовый штамп 20. 04. 1923.

Дорогой Далмат Александрович! Получил Вашу открытку. Вчера был в Министерстве. Виза Вам высылается и через 3-4 дня будет в Германии в Чешском посольстве. Раз с Институтом Вы не хотите связываться и предпочитаете идти по Комитету, я полагаю, что 1300-1500 крон в месяц.

Вы можете рассчитывать. По приезде это выяснится, думаю, что если вы приедете сюда и Институт будет открыт — он не покажется Вам тем, чем Вы его рисуете себе по словам Е. Лукьяновича.*

Вот пока главное. Я засел за «Очерки по социологии революции» (книга в 300-350 стр.). Перевел кое-что из статей о России на французский и итальянский. Перевели и печатают по-чешски книгу о России, и начинают переводить «Систему». По пре-жнему думаю об Америке и через месяц, надеюсь, окончательно выявится. Следующая книжка «Крестьянской России» на днях выходит в Германии.

Жму руку. Ваш П. Сорокин.

Р.S. Передавайте открытку А. А. Боголепову** в Русский научный институт. Я не знаю его нового адреса, а по старому письмо вернулось.Если увидите А. А. Боголепова, передайте ему, что я отправил ему открытку по адресу: ...

письмо

Дорогой Далмат Александрович, Я понимаю Ваше состояние, но поймите и мое... я говорил с Министерством Иностранных дел. Был ответ — дадим профессорскую стипендию. И думаю приехали сразу — это прошло бы. Во второй раз — было предложение за (одно слово неразбочиво — Ю. Д.). Институт крестьянской культуры, на бумаге была сделана надпись о Вас. Но... с Институтом благодаря междуведомственным трениям вышла проволочка, тянущаяся сейчас, с одной стороны, с другой — Вы сами предпочитаете писательское вознаграждение — поэтому я написал вам о 1300-1500. В последнем — вопрос решается в Комитете, состоящим из Струве, Ляцкого, меня, Сухомлина. Народу получающего вознаграждение за эти два месяца прибавилось, а сумма в 30 тысяч в месяц та же. Поэтому выкраивать для вновь прибывших тРУДнее и труднее... Теперь положение такое.

Судьба Института крестьянской культуры еще не решена. Если она устроится положительно — Ваше место там не потеряно. Через писательский коми¬тет — я говорил с Струве и Ляцким — Вы можете расчитывать на 1300-1500 крон. Но для этого надо приехать Вам сюда. По уставу Комитет выдает лишь лицам, проживающим и живущим в Чехо-Словакии. Приехав, Вы должны подать заявление — и через недели две-три можете получить пособие. А, затем, со следующего месяца регулярно получать его, если, конечно, правительство не уничтожит фонды. В таком именно порядке устроился Изгоев и Булгаков. На 1300-1500 крон с семьей прожить трудно. Нужно по крайней мере 2000-2200 крон. Следовательно остальные надо или зарабатывать, или ... если Инс¬титут Крестьянской культуры откроется — войти в него. Плохо тут с квартирой... Все это можно решить лишь приехав сюда предварительно осмотревшись. Я это и рекомендую Вам сделать, приехав одному. На днях я, вероятно буду в министерстве и буду говорить еще раз о Вас. Простите, что я «искушаю» Вас, но когда приходится рассчитывать на чужие деньги, поневоле так получается.

Между 10 и 15 мая я буду в отъезде. Если решите приехать, то приезжайте после 15 мая.

Во всяком случае — дорожные расходы так или иначе оплатим, если Вы решите здесь не оставаться.

Жму руку. Привет семье. Ваш П. Сорокин.

Почтовая карточка

26. 05. 1923

Дорогой Далмат Александрович,

(...) Был бы Вам очень признателен, если бы Вы случайно увидели и купили мне, что либо новое, относящееся к социологии революций и комму¬низма (но не типа философской болтовни, а типа причинного изучения явлений). Я до сих лор не вел ни с кем переговоров насчет перевода моей социологии или переиздания ее здесь по-русски. Если бы случайно у Вас оказались связи в этой области, особенно в смысле перевода и какой-либо издатель нашелся — я готов был бы дать право издания даже бесплатно на иностранном языке. Я для чешского издания сократил оба тома страниц на 300, в том же виде ее можно было бы издать ее и на немецком.

Значит, скоро увидимся. По приезде в Прагу — дайте знать мне. Жму руку. Привет супруге и детям.

Ваш П. Сорокин.

Р.S. Меня очень просит профессор Чубинский добыть его курс «Очерки Уголовной политики». Нет ли его в Берлине? Простите за хлопоты. Если есть — купите. Я оплачу Вам расходы.

Почтовая карточка

18. 06. 1923

Дорогой Далмат Александрович!

Намеревался сегодня (воскресенье) побывать у Вас. но погода была столь отчаянная, что прогулку отложил. От, нас, насколько я знаю, Вы недалеко (минут 45-50) ходьбы прямо и мы можем частенько прогуливаться друг к другу, Когда, в какие дни и часы Вы бываете дома? Что касается меня, то я буду на этой неделе дома все утра, кроме среды, и целый день в пятницу.

Будем рады, если как нибудь навестите нас. То же сделаем и мы. Поцелуйте славных ваших детей.

Жму руку. Ваш П. Сорокин.

Р.S. Привет от Елены Петровны.

В мае 1923 г, Лутохин с семьей приехал в Прагу и сразу же посетил Сорокина. Горни Черношице, в получасе езды поездом от Праги. В дневнике сделал запись: «Посетил Сорокина. Живет в голубятне. Работает по 14 часов в сутки. Выглядит хуже, чем в России. Работает над английским языком, чтобы начать на нем чтение лекций в Америке. Стал очень деловым».

Вскоре Лутохин стал склоняться к возвращению в СССР. В 1927 г. Лутохин вернулся в Советскую Россию. В мемуарных очерках 1928 года* он «отблагодарил» и Сорокина:

«Кажется осенью 1921 г. я попал в Питерский дом литераторов, что помещался тогда на Бассейном улице, на публичную лекцию проф. Питирима Сорокина. Его я никогда раньше не встречал, отзывы же о нем были разные. На кафедре поя¬вился высокий, худой, бритый молодой человек в очках; манеры его были не лишены комизма, он неуклюже жестикулировал длинными ручищами, часто поправлял очки. Говорил хриповатым баском не просто даже, а нарочито просто — и в то же время старался показать всеобъемлющую ученость. Но ученостью не томил, разбавляя ее разными случаями, достойными украшать уголовную хронику дешевой газетки....Иногда меня даже начинало чрезвычайно интересовать, как в голове этого молодого ученого совме¬щается квакерский пуританизм и ненасытная жажда карьеры, несомненная потребность научной работы, и дешевое политиканство, опускающееся до обывательского интриганства, стремление к сложным, хотя и путаным социологическим построениям и философское невежество...»

В таком же развязно-фельетонном стиле писал Лутохин о «кретиноподобиой злобе Бунина и Ильина», «уличном зубоскальстве А. Яблоновского», «выспреннем и бессильном резонерстве Струве».

Процесс над большевизмом

Большим событием в жизни эмиграции был судебный процесс по делу об убийстве советского полпреда в Италии бывшего заведующего петроградским Госиздатом В.В. Воровского и ранении его спутников - Аренса и Дивильковского. Это случилось 10 мая 1923 г. в Лозанне. Его убил капитан русской армии Александр (Морис) Конради* (родился в Петербурге в обрусевшей швейцарской семье). Его отец - шоколадный фабрикант, владелец конфетного магазина на Невском проспекте, был замучен большевиками в Петрограде в 1919 г. Тогда же были убиты тетя, дядя и два кузена Конради. К делу был привлечен также А, Полунин. 

Около 70 деятелей эмиграции - среди них П.Б.Струве, Е.Д. Кускова, Н.С. Тимашев - сочли своим долгом принять активное участие в процессе и превратить его в суд над большевизмом. Свои показания прислали: писатель И. Шмелев, сын которого был расстрелян в Крыму, историк СП. Мельгунов (его книга «Красный террор в России» была издана в Берлине в связи с этим процессом), писатель М.П. Арцыбашев, Татьяна Варшер, княгиня Т.Г. Куракина. Синовари.

Организатором этого «Нюрнбергского процесса» выступил А.И. Гучков. Ему помогали известный земской деятель В.И. Гурко и доктор Ю.И. Ладыжинский. Защитниками обвиняемых были женевский адвокат Теодор Обер и лозаннский - Сидней Шёпфер. Он защищал Конради.

В. Гурко писал А. Г. Гучкову 22 августа 1323 г.: «Очень нужна брошюра Сорокина (вероятно, «Сов¬ременное состояние России» — Ю. Д.). Очень просят убедить Сорокина явиться на суд свидетелем. Повестку он получит. Явка на суд Сорокина и Маслова весьма желательна. Сейчас перешлю их адреса чтобы их включить в Л. (Ладыжинскому -- Ю. Д.)число свидетелей».

В ответном письме от 23 августа Гучков сообщал из Берлина Гурко: «Профессор Н.С. Тимашев доставил мне записку о правовом положении в России. В случае надобности Н.С. готов и лично выступить на суде. Французским языком он владеет прекрасно».

На обращение Гучкова Сорокин отвечал: «Глубокоуважаемый Александр Иванович, спасибо за письмо. В конце сентября я уезжаю на международный конгресс социологов в Италию, а оттуда в Америку читать лекции в американских университетах. Поэтому лично посетить нашего друга (суд? — Ю. Д.) не могу. Но весь нужный материал я приготовил и вышлю в Париж. Сделать это я считаю своим долгом и буду очень рад. Если сколько-нибудь могу быть полезен ему и моей родине. Надеюсь все это сделать в первых числах сентября. Примите уверение в глубоком к Вам уважении. 28 августа Питирим Сорокин."

2 октября Сорокин писал Гучкову: «Глубокоуважаемый Александр Иванович. Я получил от Лозаннского суда повестку, требую¬щую моей личной явки на суд. При всей готовности это сделать я не могу, так как купил уже билет в Америку (...),поэтому очень прошу Вас как-нибудь устроить так, чтобы суд извинил мне мою личную неявку».

Сорокин прислал обширные письменные показания в форме научного доклада с фактами, цифрами, ссылками на публикации, а также книгу «Современное состояние России». Его аргументы оказали значительное влияние на решение присяжных. В книге Сорокин, в частности, писал: «Предлагаю Горькому, Барбюсу, Шоу и многим другим интеллектуалам проверить правильность сказанного. И не ввели ли они в заблуждение многих вверившихся им, возводя проходимцев в герои? Серьезно подумать об этом — долг всякого уважающего себя и честного писателя».

Суд над Конради и Полуниным проходил 12 дней в помещении местного лозаннского казино «Мон-Бенон». На заседании 10 октября были оглашены показания Сорокина...

Два дня продолжалась речь адаоката Обера, который, обращаясь к присяжным заседателям, сказал: «Из Лозанны весь мир осветился лучами Правды в первый раз с тех пор, как существует чудовищный большевистский режим».

В своей речи Обер неоднократно ссылался: «на исчерпывающее заключение профессора Сорокина, социалиста-революционера».

16 ноября 1923 г. суд присяжных оправдал обвиняемых.

Отъезд из Европы

...приближалось время отъезда Сорокина из Праги в Америку. 2 октября 1923 г. он написал Седенко в Петроград прощальное письмо из Праги:

«10 октября уезжаю в Америку через Триест-Неаполь... Мой английский не очень еще совершенен, но надеюсь — справлюсь. Заодно думаю поразведать насчет постоянного профессионального места там. Если условия будут хороши, останусь и выпишу жену».

14 октября он отправил открытку из Неаполя В. С. Миролюбову: «Лену пока оставил в Праге. Буду читать курсы лекций по моей специальности в Америке... Не исключена возможность остаться там постоянным профессором, хотя в Праге я получил приглаше¬ние от президента стать во главе Чехословацкого социологического института. За год хорошо пора¬ботал. В 1924 г. появятся две мои новые книги на английском, французском, чешском и русском».

21 октября Сорокин отправляет открытку профессору Н. И. Карееву: «Петроград. Миллионная улица Дом ученых. Как живете, глубокоуважаемый Николай Иванович*? Еду на пароходе у!а Прага, Триест, Мессина-Неаполь, Алжир. Завтра Гибралтар. 1 ноября будем в Нью-Йорке. Еду читать лекции по приглашению американских университетов. Возможно, что останусь там до окончания моей заграничной командировки.... Как работает Социологическое общество? Будьте здоровы и благополучны.

Искренне уважающий Вас П. Сорокин.»

(НА ОСНОВЕ ФРАГМЕНТОВ ИЗ КНИГИ ЮРИЯ ДОЙКОВА. ПИТИРИМ СОРОКИН В ПРАГЕ (1922-1923). АРХАНГЕЛЬСК, 2009.)