НАИБОЛЕЕ СЕРЬЕЗНАЯ РАБОТА ДЕЛАЛАСЬ ДОМА

В годы, предшествовавшие второй мировой войне, отец занимался подготовкой своего главного труда — «Социальной и культурной динамики», а также организацией и руководством факультетом социологии. Так как тома «Динамики» он по большей части писал дома, то Петр и я находились поблизости, но с самого раннего детства мы были приучены к тому, что ему нельзя мешать, когда он работает. Мы присутствовали и при написании его последующих книг, а когда подросли, отец иногда опробовал некоторые фрагменты на матери и на нас как на интеллигентных, но непрофессиональных читателях.

В биографии Питирима, написанной Б. Джонстоном [3], документально прослежены академические маневры и политические баталии, которые происходили в Гарварде вокруг социологии и других социальных наук до и после войны. Но, несмотря на треволнения, которые несомненно доставляли отцу эти события, дома мы почти ничего не слышали об этом. Дом был для отца своего рода гаванью, где он занимался творчеством и семьей и куда гарвардские проблемы практически не допускались. Это было правило, которого он, по-видимому, всегда придерживался. Мы с братом были ровесниками детей нашего ближайшего соседа Карла Циммермана и много свободного времени проводили с ними в их доме или у них во дворе (фото 7). Поскольку карьера Циммермана в Гарварде складывалась неудачно и у них весьма откровенно говорилось об этом, то здесь мы улавливали отголоски недовольства гораздо чаще, чем у себя дома [4]. Но что бы мы ни узнавали обо всех этих неприятностях, все это казалось нам в то время несущественным, ибо идеальное настоящее, окружавшее нас, приучило нас к мысли о том, что подлинное значение имеет только творческая активность, в какой бы сфере она ни проявлялась — естествознании, гуманитарных науках или искусстве. Таким образом, в конечном счете наше детство было безоблачным.