РУССКИЕ АМЕРИКАНЦЫ

Таким образом, Питирим и Елена адаптировались к жизни в Соединенных Штатах. К 1940 г. Питирим был уже признан как выдающаяся фигура в мировой социологии, о чем свидетельствуют многочисленные дипломы различных академий, одни из которых избирали его в качестве своего члена, другие — в качестве члена-корреспондента (фото 11), и которые мы до сих пор храним в нашем доме [10]. На Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 г. его имя было высечено на «Стене Славы», что означало признание его американской общественностью как иностранца, внесшего выдающийся вклад в американскую культуру. Позднее, в начале 1960-х гг., я слышал, как отец четко высказал свое отношение к тому, что значит быть высланным из родной страны. Он беседовал с одной некогда зажиточной супружеской парой из Кубы, которая все потеряла, будучи высланной во время революции Фиделя Кастро. Он посоветовал им не оглядываться на прошлое с горечью и не возлагать больших надежд на скорое падение режима Кастро и свое возвращение на Кубу, а сосредоточиться на том, что может еще предложить им жизнь в Соединенных Штатах и провести ее как можно лучше. Тем не менее мои родители всю жизнь оставались преданными русской культуре. Они всегда очень ценили встречи и знакомства с образованными и культурными русскими. Великий историк Михаил Иванович Ростовцев и его жена Софья Михайловна жили в Мадисоне (штат Висконсин), когда мои родители приехали в Миннесоту, и их глубокая дружба началась в Соединенных Штатах (фото 3). Всякий раз, когда в Миннеаполис приезжали с гастролями русские артисты, родители старались попасть на их концерт, а по его окончании — и за кулисы. Так они познакомились с церковно-православным композитором Николаем Кедровым, его братом и двумя другими участниками мужского вокального квартета, прославившегося в свое время исполнением духовных и светских произведений.

Точно таким же образом Елена и Питирим впервые встретились с Сергеем Александровичем Кусевицким, который дирижировал в Миннеаполисе Бостонским симфоническим оркестром, и с этого дня началась их дружба, продолжавшаяся до самой смерти дирижера в июне 1951 г. Как общественные деятели Кусевицкие приглашались почти на все мероприятия бостонского «высшего общества», которое, однако, не заменяло им подлинно интеллигентных русских друзей. Поэтому, когда мои родители переехали на восток и поселились неподалеку от Бостона, Наталья Константиновна встретила их традиционным хлебом-солью (фото 12). Впоследствии именно благодаря Кусевицким они познакомились со многими выдающимися музыкантами того времени, в том числе и русскими — Сергеем Рахманиновым, Сергеем Прокофьевым, Федором Шаляпиным, Яшей Хейфецом и Григорием Пятигорским. Мы с братом всегда с радостью ходили в гости к нашим крестным родителям. Чаще всего это были воскресные завтраки, рождественские и пасхальные праздники. Иногда они устраивали рождественскую елку с настоящими свечами, прямо как в «Щелкунчике». А на Пасху у них, совсем как в России, делались куличи и пасха. Для Кусевицких эти визиты были короткой передышкой от их музыкальной деятельности и возможностью поговорить о многом из того, что их интересовало помимо музыки. Разговаривали у них большей частью по-русски, но мы с Петром, хотя и говорили плохо, чувствовали себя у них так же хорошо, как и дома. Мы старались вести себя как можно лучше и с раннего возраста оценили, какая это удача — близкое общение с такими интересными и образованными людьми (фото 13). Поэтому наши воспоминания о них сохранились такими яркими, хотя и прошло уже много лет. После смерти Натальи Константиновны в 1941 году мы, как и прежде, продолжали ходить к ним в гости, а кроме того, участвовали вместе с Сергеем Александровичем и Ольгой Александровной (племянницей Натальи Константиновны, ставшей впоследствии женой Кусевицкого) в панихиде по ней на правах членов семьи, а наши родители присутствовали и при кончине Сергея Александровича.

В Винчестере в пору нашего детства было еще несколько русских эмигрантов, но наша семья дружила с Александром Самойловым, инженером по специальности, женатым на американке, которая училась в Московском Художественном театре. Несмотря на то, что она воспитывалась в западноевропейских театральных традициях, она настолько ценила и любила все русское, что казалась нам типичной русской актрисой, даже более русской, чем настоящие русские! Из тех, кто работал в Гарварде, мы чаще всего видели Василия Леонтьева, лауреата Нобелевской премии по экономике, и его жену, которые тоже жили в Винчестере; когда у них родилась дочь Светлана, отец стал ее крестным. Ближайшей родственницей и самой частой русской гостьей у нас в доме была двоюродная сестра нашей матери Ольга Николаевская («тетя Оля»). Вообще же дети русского происхождения и с русскими именами были в то время для жителей Винчестера в диковинку, и уж тем более никто из них никогда не слыхал о таком народе, как коми.

Однажды мать представила нас одной местной жительнице: «Это — Петр, а это — Сергей». «Sir Gay! — воскликнула та от изумления. — У этого малыша — рыцарское звание?»